12. Как бы вдогонку большой статье Доминики Матерской в разделе «Писатели о фантастике» размещена сравнительно небольшая заметка английского писателя Йена Уотсона/Ian Watson, переведенная также ДОМИНИКОЙ МАТЕРСКОЙ:
SPACE OPERA ПО-НОВОМУ
Space opera po nowemu
В шестидесятых и семидесятых годах прошлого века наиболее занимательным в британской фантастике было революционное и экспериментальное художественное движение, связанное с “New Worlds" — журналом, редактировавшимся Майклом Муркоком (Michael Moorcock). Этот журнал значительно отличался от «старого» “New Worlds”, где главным редактором был Тед Корнелл (Tad Carnell), печатавший в нем истории о космических приключениях. Внутренний космос заменил внешний, Джеймс Баллард (J.G. Ballard)
создавал психодрамы, описывающие различные катаклизмы, уничтожавшие цивилизации (что, однако, оказывалось соответствующим подсознательным желаниям героев романов)
и рисовал городские пейзажи с путаницами автострад и тысячами автомобильных катастроф.
Брайан Олдисс (Brian Aldiss) писал роман об LSD.
Кристофер Прист (Christopher Priest) приступал к исследованию парадоксов и внутренних пейзажей, возмущающих порядок действительности.
То, что удивляет в последние годы в Великобритании – это ренессанс «космической оперы» (space opera) (зачастую сочиняемой с современным, постмодернистским упорством) и твердой НФ, в которой обычно специализировались американцы, считавшие британскую фантастику депрессивной, постколониальной и антитехнологической.
Быть может это Йен Бэнкс (Ian Banks) дал толчок возвращению к «космической опере», опубликовав в 1987 году роман «Вспомни о Флебе» (“Consider Phlebas”), действие которого разворачивается в будущем, где наша цивилизация располагает высокоразвитой техникой и заселяет всю Галактику.
В этом мире можно добыть почти все и почти даром, но, разумеется, скрытая в человеческой натуре бестия неустанно дает о себе знать. Пожалуй, цитата из Т.С. Элиота не могла быть использована в качестве названия ни для одной из книг традиционной «космической оперы». Откровенно говоря, когда сам термин "space opera" появился в 1941 году, его использовали для выказывания пренебрежительной оценки тогдашним произведениям: наивным и беспомощным описаниям межзвездных приключений, разворачивающихся в широчайших галактических масштабах. Бэнкс использует те же масштабы, но относится к тому, о чем пишет, с иронией, осознанно стилизует текст, пробуждая «космическую оперу» к новой жизни. Жаль, что достигнутая слава и высокие тиражи его книг привели к том, что Бэнкс (это мое личное мнение) изрядно обленился и сейчас чуть ли не пренебрегает своими читателями.
Колин Гринленд (Colin Greenland) также способствовал ренессансу «космической оперы» бравурным и искрящимся юмором романом «Вернуть изобилие» (“Take Back Plenty”, 1990) и другими своими книгами (хотя новейшую, чтобы не брести в колее – он написал в главном течении).
и его продолжениями «Город бездны» (“Chasm City”, 2001)
и «Ковчег спасения» (“Redemption Ark”, 2002),
величиной и мрачностью подобными готическому роману. Ну и есть еще Джон Мини (John Meaney), который дебютировал романом «Удерживать бесконечность» (“The Hold Infinity”, 1998),
а затем написал «Парадокс» (“Paradox”, 2000)
и «Контекст» (“Context”, 2002)
– действие всех трех романов разворачивается в отдаленном будущем и весьма отличается от того, которое описывалось традиционной британской фантастикой несколько десятков лет назад, где герои «приключались» в близком будущем, а самой чужой из планет была (если перефразировать Балларда) Земля. Питер Гамильтон (Peter Hamilton) пытался без особого успеха писать романы о близком будущем, но, поставив на рынок несколько таких триллеров, набрал творческого размаха и создал трилогию «Пришествие ночи» (“Nights Down”, 1997 — 2000), умело сочетая элементы НФ и horror-а.
Еще один интересный автор – это Ричард Морган (Richard Morgan); в романе «Видоизмененный углерод» (“Altered Carbon”, 2002)
он беспардонно предрекает будущее, в котором вовсю ведутся эксперименты с человеческим телом – этакий космобоевик плюс киберпанк. Может быть слишком беспардонно! И Морган, и Мини как бы говорят: вы только гляньте, как я крут! – и описывают воистину жуткие пытки. Может, еще повзрослеют. Первая книга Моргана блеснула подобно метеору, но еще рано пророчить, что из автора, как писателя, получится.
Стремительное развитие фэнтези и фантастики ужасов негативно сказалось на классической фантастике. Формула катастрофического романа изжила себя к концу пятидесятых годов, а твердая, классическая фантастика оказалась в начале шестидесятых годов, особенно в Англии, в глубоком кризисе. Причины этого кризиса следует искать в Америке, в упоминавшихся уже пульп-журналах, которые, господствуя на рынке в течение нескольких десятков лет, опустили научную фантастику до статуса «космической оперы» — штампованной сказки о злых императорах и убийственном оружии. «Космическая опера» не имела с наукой ничего общего, а к тому же ассоциировалась на Британских островах с американской культурой: глупой, массовой, нахальной. Молодые английские писатели, бунтовавшие против деградации интеллектуальной НФ с одной стороны и правления старцев (Кларка и Уиндема) с другой, создали художественное направление, вошедшее в историю под названием «Новая волна».
Майкл Муркок (Michael Moorcock),
Джеймс Баллард (J.M. Ballard),
Дональд Томас (D.M. Thomas)
и несколько других молодых англичан (поддерживавшихся, впрочем, американскими отступниками, например Памелой Золин [Pamela Zoline])
под конец шестидесятых годов революционизировали европейскую НФ. Они постулировали создание амбициозной художественной фантастики, находящейся в контакте со страхами современного мира и опасениями, связанными с техническим прогрессом. Они утверждали, что пора прекратить обсуждение тем, связанных с техникой или точными науками – человечество давно уже перестало мечтать о звездах и интересоваться открытиями и изобретениями, представляющими теперь поле деятельности для герметически замкнутых и высоко специализированных научных коллективов. НФ должна заглядывать в людские души, изучать психику и раскрывать ее тайны. Заданием НФ являются именно исследования «внутреннего космоса» (inner space), того способа, каким люди реагируют на современность, на жизнь в разливе белого шума – реклам, вездесущих медиа, искусственно урбанизированных ландшафтов. «Новая волна» связывала НФ с сюрреализмом, психоанализом и авангардом шестидесятых годов, создавала интересные, хоть и трудные для восприятия тексты.
Как и каждый другой авангард, «Новая волна» действовала недолго, едва несколько лет, но ее значение для фантастики конца XX века было огромным; собственно, только появление сильного киберпанковского движения в середине восьмидесятых годов направило НФ на другие рельсы.
Во-первых, «Новая волна» окончательно подвела черту под эрой господства «космической оперы» и радостной фантастики – воспевающей человечество и технический прогресс. Расширив свое влияние на Соединенные Штаты (где ее пропагандировала Джудит Меррил [Judith Merril]),
«Новая волна» инициировала появление психологической и пессимистической фантастики, показывающей закат эпохи покорения космоса (в Америке период восхищения межзвездными путешествиями завершился вместе с гибелью Кеннеди – президента, способного воодушевить народ своим видением будущего). Фантасты, в том числе американские, повернулись лицом к Земле и ее проблемам.
Во-вторых, «Новая волна» революционизировала понятие о фантастике на самих Британских островах. Деятельность таких писателей, как Брайан Олдисс (Brian Aldiss) и Джеймс Баллард (J.G. Ballard), вывела НФ из гетто и показала ее под названием «спекулятивная фантастика» (speculative fiction) литературному истеблишменту. Олдисс и Баллард начинали с критики стандартных сюжетов НФ и, опираясь в своих произведениях на соответствующие фантастические схемы, показали абсурдность этих последних. Так, например, в знаменитом романе «Без остановки» (Non-Stop, 1958) Брайан Олдисс дискутирует с излюбленным фантастами сюжетом межзвездного «корабля поколений», который сотни лет летит к удаленным планетам и возвращается в ореоле славы, а праправнуки первых космонавтов выказывают беспредельную лояльность по отношению к материнской планете.
Джеймс Баллард, в свою очередь, начинал с критики излюбленного британцами катастрофизма. В трилогии, составленной романами «Затонувший мир» (“The Drowned World”, 1962),
он представил читателям серию катастроф, весьма далеких от схемы cozy catastrophe. Действие его романов развивается как бы между катастрофами: первый из катаклизмов истребил большинство землян, а неизбежно приближающийся следующий – завершит дело уничтожения человечества. Балларда интересуют психика и реакции выживших в первой катастрофе, которые ожидают окончательного конца света. Они бездеятельны и смиренны; вместо того, чтобы сражаться или, подобно протагонистам Уиндема, восстанавливать цивилизацию, погружаются внутрь самих себя, в генетическую память и воспоминания минувших эпох, времен до начала развития разума. Предназначением человеческой расы является вымирание и, как это ни парадоксально, лишь окончательная катастрофа в состоянии дать им покой и облегчение в осознании того, что предназначенное им судьбой исполнилось.
облако тэгов
